CC BY
35
2017.01.017. СОВЕТСКИЕ ЕВРЕИ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: СРАЖЕНИЯ, СВИДЕТЕЛЬСТВА, ПАМЯТЬ. Soviet jews in World war II: Fighting, witnessing, remembering / Ed. by Murav H., Estraikh G. - Boston: Academic studies press, 2014. - 268 p.
Ключевые слова: Вторая мировая война; Великая Отечественная война 1941-1945 гг.; участие евреев в войне; военный опыт советских евреев.
Реферируемый сборник под редакцией Хариет Мерав (Илли-нойсский университет в Урбана-Шампейн) и Геннадия Эстрайха (Нью-Йоркский университет) содержит в основном материалы научной конференции «Советские еврейские солдаты, еврейское сопротивление и евреи в СССР в годы Холокоста», состоявшейся в 2008 г. Наибольшее внимание авторы сборника уделяют не массовым убийствам евреев на оккупированных территориях, а гораздо хуже изученной теме участия евреев в Отечественной войне 19411945 гг., как на фронте, так и в тылу. В России активное изучение этой темы началось только в 1990-е годы; в советский период серьезное публичное обсуждение судьбы евреев во время Второй мировой войны было фактически под запретом. Евреи-фронтовики, эмигрировавшие после войны на Запад, также старались не заострять внимание на данной странице своей биографии, поскольку в условиях холодной войны это могло навлечь на них подозрения в сочувствии коммунизму и связях с преступным советским режимом. Как результат, зарубежные исследователи также начали изучать историю участия евреев в боях на Восточном фронте лишь в последние десятилетия. Между тем, как отмечают редакторы в предисловии, эта тема важна не только своими масштабами, но и тем, что советские евреи, во-первых, осмысляли трагедию Холоко-ста (Шоа) во многом иначе, чем евреи Западной Европы и Северной Америки, и во-вторых, внесли существенный вклад в осмысление войны с Германией советским народом в целом, поскольку евреи составляли заметную часть советской культурной элиты. В девяти статьях сборника рассматриваются различные аспекты военного опыта советских евреев. В качестве источников авторы используют архивные документы, источники личного происхождения и материалы устной истории, лишь недавно ставшие доступными для исследователей.
Первую, «историческую» часть сборника открывает статья Мордехая Альтшулера (Еврейский университет в Иерусалиме) «Еврейские бойцы Красной армии сталкиваются с Холокостом», подготовленная в рамках его более широкого проекта «Влияние Холокоста на этническое самосознание евреев в Советском Союзе». В статье анализируется влияние фронтового опыта на самосознание красноармейцев-евреев, призванных из различных областей СССР; Альтшулер опирается на дошедшие до нас воспоминания, дневники и письма. Он показывает, что хотя в массе своей советские евреи, побывавшие на фронте, сохранили мировоззрение, в котором воспитывались в 1920-1930-е годы, и в общем разделяли официальный взгляд на войну, в том числе на преступления нацистов, часть из них под влиянием пережитого на фронте вынуждены были изменить свои взгляды. Автор приводит многочисленные примеры того, как у солдат, наблюдавших следы массовых убийств в освобожденных городах или переживших гибель семьи, появлялось незнакомое им ранее чувство принадлежности к еврейскому народу и чувство солидарности с другими евреями, не только советскими, но и иностранными. Многие фронтовики-евреи вспоминали, что изменили свое отношение к национальной культуре, письменности и языку под влиянием того впечатления, которое произвели на них обрывки книжных страниц с еврейскими буквами, увиденные в разоренных еврейских кварталах и местечках. Этому возрождению национального самосознания способствовали проявления антисемитизма в самом Советском Союзе, в том числе и в армии, особенно участившиеся начиная с 1943 г.
Далее следует подборка переводов газетных статей И.Г. Эрен-бурга, опубликованных в годы войны и посвященных судьбе евреев, оказавшихся под властью нацистов. Подборку подготовил Джошуа Рубенштейн (Гарвардский университет).
К несколько иным выводам, нежели Альтшулер, приходит О.В. Будницкий (Высшая школа экономики) в статье «Евреи на войне: Фронтовые дневники». До нас дошло не так много дневников военнослужащих Красной армии, поскольку ведение дневника на фронте обычно считалось недопустимым, хотя никаких официальных нормативных актов, предусматривающих такой запрет, не выявлено. Доля дневников, написанных солдатами и офицерами -евреями, непропорционально велика, поскольку уровень образова-
ния среди советских евреев был выше, чем в среднем по стране. Анализ их текстов показывает, что фронтовой опыт евреев и неевреев существенно не различался. Хотя проявления антисемитизма не были редкостью в Красной армии, далеко не всем авторам дневников пришлось с ними столкнуться; офицеры, по-видимому, были больше застрахованы от этого, чем солдаты. Встречаются упоминания о том, что некоторые другие этнические группы, например выходцы из Средней Азии, вызывали у окружающих большую неприязнь, чем евреи. Что касается идентичности, то пережитое на войне действительно заставило многих авторов пересмотреть свое прежнее пренебрежительное отношение к еврейской культуре, но тем не менее в большинстве своем они и после войны оставались «более советскими, чем евреями» (с. 81).
Статья Г. Эстрайха посвящена отношениям между евреями и казаками в межвоенный период и во время Отечественной войны, а также их отражению в художественной литературе военных и послевоенных лет. В 1930-е годы советское руководство предпринимало пропагандистские акции, направленные на своеобразное примирение евреев и казаков. Во время войны в составе Красной армии действовали казачьи части и соединения, в них служили и офицеры-евреи, поскольку в СССР не было полковой системы и любой офицер мог быть направлен на службу по своей специальности в любую воинскую часть. В художественной литературе, однако, возник еще более яркий образ еврея-кавалериста, сражающегося наравне с казаками, что представляло собой явный вымысел, хотя единичные случаи такого рода теоретически не исключены. По мнению Эстрайха, возникновение такого мотива могло быть связано как со стремлением подчеркнуть единство советского народа, так и особенностями осмысления Отечественной войны в среде советских евреев, для которых был важен акцент не только на жертвах, но и на героизме, проявленном в борьбе с нацизмом.
Аркадий Зельцер (Яд ва-Шем) в своей статье анализирует образы еврейских героев в идишязычной советской прессе, прежде всего в газете «Эйникайт» («Единство»), выпускавшейся Еврейским антифашистским комитетом для распространения как на территории СССР, так и за рубежом. Материалов, посвященных героизму еврейских солдат и партизан, во время войны выходило даже больше, чем о преступлениях нацистов (соответственно 42 и 24%
от общего числа публикаций, помещенных ЕАК не только в «Эй-никайт»). По своему содержанию и стилистике эти статьи в общем соответствовали общей тенденции к возвращению патриотической идеологии, включая использование в пропаганде героических образов из прошлого, хотя еврейским писателям и журналистам приходилось соблюдать известную осторожность, чтобы избежать обвинений в национализме. В материалах «Эйникайт», адресованных непосредственно евреям, активно использовались образы «специфически еврейских» исторических личностей, таких как Бар-Кохба, поскольку персонажи, более известные по Ветхому Завету, регулярно упоминались в публикациях, издававшихся Русской православной церковью, и в некотором смысле были «приватизированы» пропагандой, нацеленной на русских. С этой проблемой сталкивались не только евреи, но и, например, украинцы. После окончания войны публикация в прессе материалов о еврейском героизме была довольно быстро прекращена, хотя разработка этой темы в художественной литературе продолжалась.
Вторая часть сборника посвящена осмыслению судьбы евреев в годы Второй мировой войны в художественной культуре и исторической памяти. Открывает ее статья Марата Гринберга (Рид-колледж, Портленд, Орегон, США), представляющая собой подробный анализ малоизвестного цикла стихов Б. А. Слуцкого «Стихи о евреях и татарах», созданного в 1940-1941 гг. Последнее из трех стихотворений цикла написано осенью 1941 г. во многом под впечатлением от первых известий о массовых убийствах евреев на оккупированной территории, однако первые два стихотворения появились на свет еще до германского нападения на СССР и стали своеобразным пророчеством об уже надвигавшейся на еврейский народ Катастрофе.
Тему продолжает статья Х. Мерав, посвященная трем стихотворениям И. Л. Сельвинского «Я это видел» (1942), «Суд в Краснодаре» (1945) и «Кандава» (1947). Западные исследователи обычно не рассматривают их как литературу о Шоа, поскольку формально речь в них идет о преступлениях нацистов в целом. Тем не менее, как показывает Мерав, многочисленные намеки, содержащиеся в этих стихах, вполне прозрачны и достаточно ясно указывают именно на убийства евреев. То, как описание этих убийств сочетается с мотивами борьбы, мести и завершающего войну триумфа,
соответствует тому, как тема Катастрофы осмыслялась в исторической памяти советских евреев.
Ольга Гершензон (Массачусетский университет в Амхерсте) в статье «Между разрешенным и запрещенным» анализирует кинофильм М.С. Донского «Непокорённые» (1945), его историю и реакцию на него критиков и цензуры. Картина основана на одноименной повести Б. Л. Горбатова (1943), однако центральной ее темой стало именно уничтожение евреев, которое в повести упоминается лишь вскользь. Фильм не свободен от некоторых расхожих стереотипов о евреях, которые изображены пассивными жертвами, тогда как в героической борьбе с оккупантами участвует лишь нееврейское население. Тем не менее это был первый фильм в Советском Союзе и один из первых в мире, специально посвященный Холокосту. Неоднозначная реакция критиков и тот факт, что фильм, хотя и не без труда, но все же был одобрен цензурой и даже представлен в 1946 г. на Венецианском кинофестивале, свидетельствуют, что тенденция к замалчиванию Холокоста, уже наметившаяся в наступательный период Отечественной войны, в первые послевоенные годы еще не утвердилась окончательно.
Статья Дэвида Шнеера (Колорадский университет в Боулдере, США) посвящена творчеству Е.А. Халдея (1917-1997) - советского фотографа и военного корреспондента, автора многочисленных снимков войны на Восточном фронте, включая знаменитую постановочную фотографию «Знамя Победы над Рейхстагом». Менее известную часть его наследия составляют фотографии, на которых запечатлены следы массовых убийств мирных жителей, в том числе евреев, на оккупированных территориях. Во время войны эти фотографии неоднократно публиковались как в русскоязычной прессе, так и в газете «Эйникайт». После войны, на фоне растущих антисемитских настроений в СССР, Халдей был уволен из ТАСС; его фотографии, посвященные теме Холокоста, вновь стали достоянием общественности лишь в постсоветский период. Анализ этих снимков в историческом контексте 1940-х годов и в сопоставлении с позднейшими воспоминаниями самого Халдея, по словам Шнеера, «показывает, как они функционируют в создании нарративов и воспоминаний. Советские евреи, в том числе и Халдей, рассматривали войну как множество трагедий в одной - личную, семейную, общественную и национальную. И когда он сни-
мал свои будапештские фотографии (фотографии венгерских евреев, спасенных советскими войсками от уничтожения. - Реф.), он изображал отдельные аспекты этой советской и еврейской войны. Его работодатель, советская пресса, была первым институтом, публично формирующим нарратив о злодеяниях нацистов и их базовую интерпретацию, как на русском языке, так и на идише. Когда мы видим эти фотографии во всей их исторической сложности, дистанция между советским и еврейским, между войной и Холоко-стом заметно сокращается» (с. 204-205).
Дополнением к перечисленным статьям служат фрагменты воспоминаний Б.А. Слуцкого, М.И. Ромма и А.Н. Рыбакова, в которых прослеживаются различные аспекты состоявшегося в 1940-е годы идеологического разворота от прежнего интернационализма к государственному антисемитизму. В приведенных текстах Слуцкого и Ромма описывается их опыт времен войны, тогда как в мемуарах Рыбакова речь идет об истории его романа «Тяжёлый песок».
Завершает сборник послесловие Цви Гительмана (Мичиганский университет). Он выделяет две характерные черты, отличающие опыт советских евреев от того, что пережили их западноевропейские собратья. Во-первых, если в Западной Европе, Америке и позже в Израиле основной акцент делался на массовом истреблении евреев как на национальной катастрофе, то в СССР - на героической борьбе с нацизмом, что было характерно не только для евреев, но и для остальных советских граждан; подобная расстановка акцентов сохраняется на постсоветском пространстве и сегодня. Во-вторых, особенностью Восточного фронта было массовое участие евреев в боевых действиях, к тому же сопряженное с беспрецедентными потерями: в Красной армии служили в общей сложности до полумиллиона евреев, столько же, сколько и в американской, но из советских солдат еврейского происхождения погибли 140180 тыс. человек, или 30-36%, тогда как из американских - только 8 тыс., или 2%. В то же время рассматривать фронтовой опыт советских евреев как «еврейское сопротивление», по мнению Ги-тельмана, не вполне корректно, поскольку для большинства красноармейцев, независимо от национальности, превалирующей мотивацией была защита собственной семьи, дома и страны в целом, этническая составляющая не артикулировалась, тем более что в армии служили в основном ассимилированные евреи из областей,
входивших в состав СССР до 1939 г., выросшие при советском режиме и мало знавшие, особенно в начале войны, о том, что происходило на оккупированных немцами территориях. В случае с партизанами ситуация была иной, поскольку основную часть партизан-евреев составили беглецы из гетто, которые, напротив, очень хорошо понимали, какую участь им готовят нацисты. Кроме того, в большинстве своем это были так называемые западники, т. е. евреи из западных областей, присоединенных к СССР в 1939-1940 гг., они обладали достаточно сильным национальным самосознанием и имели опыт участия в национальных еврейских общественных организациях. Их мотивом была не только борьба с нацизмом, но и спасение как можно большего числа евреев от гибели.
М.М. Минц
2017.01.018. КОЗНОВА И.Е. СТАЛИНСКАЯ ЭПОХА В ПАМЯТИ КРЕСТЬЯНСТВА РОССИИ. - М.: РОССПЭН, 2016. - 464 с.
Ключевые слова: социальная история; культурная история; аграрная история; крестьяноведение; сталинизм; коллективизация; память крестьянства.
В книге д-ра ист. наук И.Е. Козновой, состоящей из введения, трех частей (включающих в себя семь глав) и заключения, рассматриваются особенности крестьянского представления о прошлом, исследуются характерные черты и содержание памяти крестьян о сталинизме.
В задачу автора не входит последовательное изложение событий той эпохи в том или ином российском селе или регионе. Цель книги - дать представление об образе коллективизации, который сложился у крестьян спустя десятилетия. Исследуемая проблема является многоплановой, находится на стыке ряда современных направлений - социальной истории и новой культурной истории, крестьяноведения и аграрной истории.
Крестьянская память, пишет автор, выражает себя преимущественно в виде традиции, направленной на поддержание земледельческого образа жизни. Крестьянство традиционно воспринимает мир в категориях прошлого опыта.
Сталинская эпоха сильнее всего, по мнению Козновой, отражает социокультурный, мировоззренческий перелом, пережитый
