CC BY
193
По мнению исследователей, различия между территориями объясняются более или менее длительным пребыванием носителей скандинавских традиций на данных землях. В XII в. на смену трехслойным приходят изделия в технологии наварки, более экономной и универсальной. Исходно возникновение этой инновации связывается с кельтским миром, но уже с VII в. она известна западным славянам, а затем встречается и в восточнославянских памятниках. Таким образом, полагают авторы книги, внедрение скандинавской инновации «имело взрывной характер и не оказало существенного влияния на дальнейшее развитие древнерусской железообработки» (с. 258), в то время как славяно-русская инновация распространялась постепенно и в итоге просуществовала до начала промышленного производства.
Ек.Ю. Лебедева
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2013.02.029. ШНИРЕЛЬМАН В.А. РУССКОЕ РОДНОВЕРИЕ. НЕОЯЗЫЧЕСТВО И НАЦИОНАЛИЗМ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ. -М.: Изд-во ББИ, 2012. - XIV, 302 с.
Ключевые слова: Россия, национализм, неоязычество, родно-
верие.
Работа В. А. Шнирельмана, этнолога и историка, главного научного сотрудника Института этнологии и антропологии РАН, первая за последнее десятилетие крупная работа по проблеме неоязычества в современной России. Неоязычество - это относительно молодое явление культурной и общественной жизни России, которое пришло в Россию 30-40 лет назад и расцвело в 1990-е годы. Специалисты затрудняются определить нижний хронологический рубеж неоязычества. Английские и американские ученые обычно указывают на 1940-е годы, когда появилась Уикка, или современное языческое колдовство. Сегодня неоязычество представляет собой своеобразный ответ на неутешительные итоги модернизации: экологические катастрофы, социальную конфликтность, безответственность и упадок нравов. Сложная природа явления нашла отражение в структуре работы. Она состоит из 18 глав-разделов
(включая заключение), тематика которых крайне разнообразна. Автор видит перед собой две цели: «во-первых, дать общее представление об истории современного русского неоязыческого движения, а во-вторых, проанализировать вопрос о толерантности / нетолерантности в его рядах» (с. XIII).
Первая глава «Слово Нации» посвящена тексту, вышедшему под этим названием, который был распространен в самиздате СССР в 1970 г. В нем демонстрировалось неприятие либерально-демократических идей, получивших распространение среди значительной части русских националистов в 1960-х годах. Как выяснилось позднее, автором текста, подписанного «русским патриотом», был А.М. Иванов (Скуратов) - один из зачинателей русского неоязыческого движения.
Основные особенности этого движения рассматриваются в главе второй «Неоязычество: Общая характеристика». Русское неоязычество, или русский ведизм, первоначально публично заявило о себе в 1990-х годах как одно из наиболее радикальных течений русского национализма, хотя политическая составляющая является лишь одной из граней неоязычества. Социальные и политические взгляды русских неоязычников, их идеология и их место в российском политическом ландшафте в первую очередь привлекают интерес автора. «Пример русского неоязычества, озабоченного не столько индивидуальным психическим самочувствием, сколько социальными проблемами, служит ярким образцом создания националистической идеологии, опирающейся на так называемое "изобретенное прошлое"» (с. 9). Начиная с конца 1990-х годов рост патриотизма заставил прежних язычников переосмыслить название своей религии, и многие из них взяли себе новые имена, подчеркивавшие связь с почвой и этническим происхождением. В марте 2002 г. «Битцевское обращение» провозгласило, что язычники являются одновременно «родянами» или «родноверами». Для его составителей это было тождественно принадлежности к «индоевропейской», «ведической» традиции.
В среде неоязычников отмечается рост симпатий к старообрядцам, и в ряде случаев они даже отождествляют свою веру со старообрядчеством. «Эту моду ввел бывший национал-большевистский идеолог, а ныне лидер неоевразийского движения, эзотерик А.Г. Дугин, постоянный автор патриотической газеты "Зав-
тра"» (с. 15). Однако, что сами неоязычники ни провозглашали бы о самих себе, все они считают необходимым вернуться к исконной дохристианской системе миросозерцания. На этой основе они предлагают обществу, переживающему кризис, различные политические проекты. Стремление к поиску некоей «русской предыстории», уходящей глубоко за рамки известной письменной истории, определяет своеобразие русского неоязычества, которое во многих других отношениях типологически сближается с консервативными течениями, отражающими достаточно распространенную реакцию на процессы модернизации и демократизации, считает исследователь.
Главу третью «Неоязычество, наука и образ древности» автор начинает предупреждением к читателю относительно того, «что неоязыческая этногенетическая мифология не имеет никакого отношения ни к современному научному мышлению, ни к сколько-нибудь научным методам, отвечающим нынешнему уровню развития науки» (с. 25). Русское неоязычество представляет собой одну из ветвей «новых религиозных движений» (НРД), появившихся на Западе еще в 1960-х годах. Многие их черты объясняются молодежным составом и энтузиазмом новообращенных, свойственными всяким неофитам повышенным идеализмом, фанатизмом и агрессивностью.
В главе четвертой «Научная фантастика и этноцентризм» автор прослеживает, как с 1970-1980-х годов неоязыческий исторический миф развивался как одно из направлений научно-фантастической литературы, представленное такими именами, как В.И. Скурлатов и В. И. Щербаков. Постоянные авторы альманахов «Тайны веков» и «Дорогами тысячелетий», они создали фантастическую историю древних славян, выходившую далеко за пределы всех приемлемых научных гипотез. «Среди источников этих построений была сфальсифицированная "Велесова книга", ставшая едва ли не Священным Писанием для многих русских неоязычников. Жанр научной фантастики как нельзя лучше соответствовал целям неоязычников и уровню подачи ими материала», - заключает автор (с. 45).
Это направление находило всемерную поддержку в ЦК ВЛКСМ, где в нем видели спасительную идеологию, способную увлечь молодежь. Вскоре к этому прибавили веру в «снежного че-
ловека» и НЛО (космических пришельцев), что позволяло комсомольским лидерам создавать специальные поисковые отряды, отвлекавшие молодежь от насущных социальных и политических проблем.
В главе пятой «В поисках славян-арийцев» анализируются псевдоисторические работы уже названных авторов. «Скурлатов оживлял нацистский миф о культуртрегерах-индоевропейцах (арийцах), якобы разносивших этнокультурные "хромосомы" из своего изначального ареала по всему миру - от Индии до Британских островов» (с. 51). Здесь же в Причерноморско-Прикавказском регионе Скурлатов искал исконную территорию народа Рос (Рус) и «страны руссов». По его словам, отдельные группы славяно-русов сыграли немалую и притом благотворную роль в формировании народов Кавказа, Великой Булгарии, Малой Азии и даже Леванта. Все эти построения нужны были автору для того, чтобы обосновать исконные права русских на всю территорию бывшей Российской империи, считает В.А. Шнирельман.
В этом же русле работал и писатель-фантаст В.И. Щербаков. Он стремился отождествить этрусский язык со славянским, а самих этрусков-расенов - с «восточными атлантами», якобы сумевшими выжить в Малой Азии и Восточном Средиземноморье после гибели легендарной Атлантиды 12 тыс. лет назад. Сразу же после распада СССР и образования на его бывшей территории ряда независимых государств Щербаков увлекся эзотерикой и культом Богородицы, что придавало его «метаистории» особый мистический привкус.
Свою версию древнерусской истории разработал и представил в книге «Десионизация» (1979) один из признанных лидеров русского патриотического движения 1970-х годов В. Емельянов. Она стала культовой и оказала огромное влияние на сложение неоязыческих представлений о мире и истории, давших многочисленные побеги в 1990-2000-е годы.
На Украине интерес к дохристианским истории и культуре славян, и в частности украинцев, вспыхнул на рубеже 1970-1980-х годов, что было связано с подготовкой празднования 1500-летия Киева в 1982 г., хотя убедительных аргументов для датировки возникновения Киева как города в 482 г. не было ни тогда, ни теперь. Однако празднование, как убедительно показал О. Прицак, нужно было советским властям брежневской эпохи, чтобы отвлечь внима-
ние народа от другой даты - 1000-летия принятия христианства на Руси. Подготовка к празднованию юбилея не только стимулировала вал художественной и научно-популярной литературы, посвященной ранним славянам, но и создала почву для роста неоязыческих настроений, хорошо вписавшихся в тот общественно-политический климат, который характеризовался интенсивной антирелигиозной пропагандой, сочетавшейся с ростом этнических национализмов.
В главе шестой «От научной фантастики к патриотическому роману» В. А. Шнирельман прослеживает распространение в 1990-е годы тематики, связанной с «ариями-славянами», «Северной прародиной» и загадочной «Арктической цивилизацией» среди писателей научно-фантастического жанра. В середине 1990-х годов наступил новый этап, когда авторы этого круга, в частности В.И. Щербаков, начали публикацию своих книг, предназначенных для старшеклассников, в издательстве «Просвещение» в качестве добротного исторического материала. В этот период арийский миф начали использовать и радикальные политики.
Глава седьмая «Предыстория: Советские корни язычества» посвящена выявлению интеллектуальных корней неоязычества в различных слоях государственной коммунистической идеологии, в первую очередь в атеистической борьбе с религией и церковью. Все это происходило не только в русских регионах, но и в национальных республиках, где учитывалась «национальная специфика», т.е. фактически оживлялись народные языческие обряды. «Таким образом, - заключает автор, - массовая советская пропаганда языческого наследия не осталась безответной, тем более что сам характер атеистического образа жизни в СССР способствовал расцвету языческих и оккультных настроений» (с. 103). Специальное исследование нетрадиционных религий, проведенное в 1980-х годах, показало, что в стране росли новые «постатеистические» секты и религиозные направления, которые некоторые авторы прозорливо квалифицировали как неоязычество.
«Страсть» к язычеству нарастала рука об руку с интересом к народной культуре, причем пропагандисты сознательно вырабатывали в обществе отношение к языческим верованиям и обрядам не как к религии, а как к культурному наследию, имевшему прямое отношение к этнической идентичности.
Специальный раздел книги, глава восьмая «Отцы-основатели и их последователи: Портреты» характеризует наиболее известных представителей русского неоязычества. В главе девятой «Появление первых организаций и политизация неоязычества» прослеживается организационное оформление движения, которое сопровождалось «политическим размежеванием» (тема главы десятой). К середине 1990-х годов в среде сторонников «Русской идеи» наметилось размежевание по социально-классовым симпатиям; возникли движения, начавшие прямо ассоциировать себя либо с национал-капитализмом, либо с национал-социализмом. Первых представляли так называемые национал-демократы. При некоторых различиях оба направления используют как «нордические», так и «неоязыческие» имперские идеи и политически ориентируются на европейских «новых правых». Впрочем, в российской политической жизни они не играют сколько-нибудь значительной роли. Характер их взаимоотношений и взаимодействий с другими политическими силами кратко характеризуется в главе 12 «Разброд, расколы и альянсы».
Развернутую сводку СМИ, включая газеты, журналы, альманахи, интернет-сайты, издательские группы и издательства, автор дает в главе 11 «Пропаганда». Хотя существуют оценки о довольно узкой аудитории неоязыческих националистических изданий, В.А. Шнирельман считает, что пропагандируемый ими арийский миф уже более десяти лет подхвачен иными изданиями, включая некоторые федеральные СМИ, и время от времени транслируется по телевизионным каналам. Такую аудиторию, считает автор, трудно назвать узкой.
Прослеживая проявления неоязычества и неонацизма в музыке и живописи (глава 13), автор отмечает, что у русских неоязычников популярностью пользуются записи нацистских военных маршей и музыка Рихарда Вагнера, а также «кельтский фольклор», -все это излюбленная музыка западных неонацистов. «Ей и пытаются подражать многие отечественные ансамбли "тяжелого (языческого) рока", выступающие в праворадикальных аудиториях» (с. 172). В области живописи кумиром русских неоязычников является казанский художник К. А. Васильев (1942-1976). Хотя источником его вдохновения служила скандинавская мифология, он стремился сочетать атрибутику имперской России с грезами о «су-
ровых северных богах». Музей художника в Москве служит одним из центров консолидации неоязычников. Музеи славянской культуры и славянской мифологии созданы в ряде регионов (глава 14 «Музеи»).
Неоязычество как поиски духовности характеризуется в главе 15. В Москве и Московской области с 1989 г. действуют разнообразные неоязыческие общины (культурный центр «Вятичи», община «Колесо Велесово»). Есть аналогичные организации и в российских регионах. Некоторым из общин удалось зарегистрироваться в качестве религиозных объединений. В 1994 г. представителями ряда общин было принято решение создать единое общероссийское религиозное объединение, получившее условное название «Языческая русская община» (глава 16. «Создание объединений»). По инициативе москвичей в 1999 г. был создан «Веле-сов круг» как союз родноверческих общин, увлеченных развитием родноверческой духовности и державшихся в стороне от политики. К январю 2003 г. объединение «Круг языческой традиции» (КЯТ) состояло из 25 языческих общин и центров, в августе их число сократилось до 22, включая 4 скандинавских (с. 226).
В настоящее время неоязычники представлены в России тремя группами. Первая - это небольшие общины, которые селятся в сельской местности, живут обособленно своей жизнью и регулярно исполняют языческие ритуалы и моления. Вторая - это представители городской интеллигенции, которые по языческим праздникам собираются вместе для исполнения языческих обрядов. Наконец, третья группа - это «идеологические язычники». Именно эти люди более всего участвуют в политических движениях, консолидирующихся на основе неоязыческих идей. Такие идеи популярны, в частности, среди скинхедов. Действия последней группы более подробно характеризуются в главе 17. «От идеологии к уличному насилию».
В заключение (глава 18) исследователь привлекает внимание к тому, что неоязычество относится к «новым религиозным движениям», в которых необычайно много молодежи, чья социальная и политическая неопытность сочетается с высоким энтузиазмом и жаждой реальных дел. «Они - сторонники решительных действий, и среди их ценностей - боевой дух, смелость, готовность к защите Родины, нетерпимость к "врагам нации" и стремление дать им мо-
ментальный отпор. Вот почему русское язычество как идеология (этнический национализм и расизм) и как боевая практика ("славя-но-горицкая борьба") привлекает радикально настроенную молодежь. Поэтому вовсе не случайно языческие взгляды пользуются популярностью у скинхедов, и ряд радикальных языческих организаций тесно с ними взаимодействует» (с. 253). Впрочем, по мнению автора, неоязычество вовсе не обречено на вечный шовинизм или расизм, это во многом подтверждает и зарубежная практика. Автор предполагает, что современные настроения в среде неоязычников обусловлены состоянием российского общества в целом, а именно господством в нем ксенофобских настроений. Это и ведет к тому, что ксенофобия и расовое мышление популярны среди русских язычников.
Т.Б. Уварова
2013.02.030. ПЛЕВАКО Н.С., ЧЕРНЫШЕВА О.В. МОЖНО ЛИ СТАТЬ ШВЕДОМ? ПОЛИТИКА АДАПТАЦИИ И ИНТЕГРАЦИИ ИММИГРАНТОВ В ШВЕЦИИ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. - М.: КРАСАНД, 2012. - 320 с.
Ключевые слова: Швеция, иммигранты, адаптация и интеграция.
Значительное число стран в настоящее время сталкивается с проблемами все более усиливающихся иммиграционных процессов. Иммиграция, превратившись в явление мирового масштаба, повлекла за собой появление иммиграционной политики. Шведский опыт ее проведения в этом смысле перерастает национальные рамки и приобретает бесспорно важное значение.
Работа написана двумя авторами: к. ист. н. Н.С. Плевако (Ин-т Европы РАН) и д. ист. н. О.В. Чернышевой (ИВИ РАН). Во введении Н.С. Плевако отмечает, что иммиграционная политика Швеции выражается в поисках взаимоприемлемых, исключающих вероятные конфликты решений, выработка которых возможна при привлечении максимально большого числа заинтересованных в них политических организаций, гражданского общества, включая и иммигрантские объединения. Две составляющие так называемой шведской модели экономического развития, а именно: корпоративные методы управления и принципы политики благосостояния,
