CC BY
29
2011.01.002_
ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
9
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ОТДЕЛЬНЫЕ МЕТОДЫ
2011.01.002. ЗАЛИЗНЯК А.А. ИЗ ЗАМЕТОК О ЛЮБИТЕЛЬСКОЙ ЛИНГВИСТИКЕ. - М.: Изд-во «Русский м1ръ»: Моск. учебники, 2010. - 240 с. - Библиогр.: с. 183-184.
Андрей Анатольевич Зализняк - действительный член РАН, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, основное место работы -институт славяноведения и балканистики РАН.
Книга вышла в серии «Литературная премия Александра Солженицына» (премия присуждена автору в 2007 г.). Тематически она распадается на три блока. Первый блок посвящен явлению, широко представленному в современной популярной и полупопулярной литературе и публицистике, - любительской лингвистике, т.е. непрофессиональному разбору слов и других языковых единиц.
Монография тематически распадается на три блока. Первый блок содержит описание собственно любительской лингвистики. В первой главе («Что такое любительская лингвистика») рассказывается об общих особенностях данного рода занятий и его отличиях от науки лингвистики.
Остальные три главы посвящены разбору одного частного случая использования любительской лингвистики, получившего в России конца XX - начала XXI в. довольно значительную известность. Речь идет о сочинениях А.Т. Фоменко (в соавторстве с Г.В. Носовским)1,2,
1 Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней
истории Руси, Англии и Рима. - Изд. 2-е. - М., 1996. - Т. 1-2.
2
Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Старые карты Великой Русской Империи: (Птолемей и Ортелий в свете новой хронологии). - СПб., 2005. - 640 с.
посвященных пересмотру традиционных представлений о мировой истории.
Вторая и третья главы представляют собой опубликованные ранее статьи. Это «Лингвистика по А.Т. Фоменко»1 (впервые опубликовано в сборнике «История и антиистория-1») и «Принципы полемики по А.Т. Фоменко»2 (реплика на ответ А.Т. Фоменко на предыдущую статью; впервые опубликовано в сборнике «История и антиистория-2».
Четвертая глава «Любительская лингвистика в борьбе с наукой» - это оценка более позднего этапа учения А.Т. Фоменко, представленного книгой «Старые карты Великой Русской Империи».
Самой большой и самой важной является центральная глава -вторая. Поскольку первоначально она была единственной, в ней так или иначе затронуты все основные проблемы, связанные с любительской лингвистикой. В трех остальных главах те же проблемы рассматриваются более полно или в более общем плане.
Характеризуя манеру обращения с языковым материалом у представителей любительской лингвистики, автор, в частности, обращает внимание на «вольные игры со звуковым составом слова», когда «при сравнении слов какие-то буквы лингвист-любитель считает возможным отбрасывать... какие-то другие, напротив, домысливать. Допускается также перемена порядка букв и т.п.» (с. 23). Особо отмечено «невнимание любителей к морфемному составу слова, т.е. к его членению на приставку, корень, суффикс, окончание. Лингвист-любитель, загипнотизированный внешним сходством каких-то двух привлекших его внимание слов, может совершенно не замечать, что сходство возникло совершенно случайно за счет контакта корня с некоторым окончанием или суффиксом и мгновенно исчезнет, если взять то же слово в другой грамматической форме. Например, его вполне может заинтриговать сходство между русским хитрить и французским tu triches 'ты жульничаешь', хотя достаточно взять форму хитрю, чтобы от сходства ничего не осталось. Особое место в операциях, которые
1 Зализняк А.А. Лингвистика по А.Т. Фоменко // История и антиистория:
Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко-1. - М., 2000. - С. 18-75.
2
Зализняк А.А. Принципы полемики по А.Т. Фоменко // История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко-2. Анализ ответа А.Т. Фоменко. - М., 2001. - С. 546-556.
лингвисты-любители считают возможным производить над словом, занимает прием, именуемый "обратным прочтением"» (с. 24-25).
Часто при сравнении слов (особенно имен собственных) принимается во внимание лишь их внешняя оболочка, но не значения, ср. города Вена (Австрия), Мель (Франция), Кит (Шотландия), Серна (Швеция), Кум (Иран), реки Морда (под Ливерпулем), Моча (в Чили) и мн. др. Лингвист-любитель весьма склонен к тому, чтобы рассматривать такие совпадения как глубоко знаменательные и разгадать пути, по которым русские названия пришли на далекие земли. Такие находки «сами по себе без лингвистического и исто-рико-географического анализа не имеют ровно никакой цены в изучении действительного происхождения соответствующих географических названий» (с. 39).
В качестве апофеоза подобных сопоставлений автор приводит пример с этрусками.
«В среде лингвистов с давнего времени бытует смешная шутка "Этруски - это русские". Ее можно произносить, почти "проглатывая" конечную гласную в слове это, и тогда получается особенно забавно. А вот у лингвистов-любителей это совсем не шутка, а важнейший "научный" постулат. На приравнивании этрусков к русским построена целая серия любительских сочинений разных авторов» (с. 42)... «Лингвисты-любители, вдохновившиеся идеей русско-этрусского тождества, не только смело читают этрусские надписи по-русски, но и очень охотно используют эти свои прочтения в качестве обоснования тезиса о широкой экспансии русских в древности» (с. 44).
Вторая, третья и четвертая главы продолжают суровый критический разбор сочинений представителей любительской лингвистики на примере публикаций А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского.
Второй блок монографии содержит материалы, связанные с церемонией вручения Литературной премии Александра Солженицына. Здесь опубликовано выступление Б.Н. Любимова «Поэзия грамматики» («слово от имени жюри, присудившего премию») и В. А. Успенского «О русском языке, о дешифровке древних текстов, о «Слове» («выступление по просьбе жюри»). В этих выступлениях дается самая высокая оценка научного творчества и личных качеств А. А. Зализняка.
Выступление самого виновника торжества, озаглавленное «Истина существует», содержит глубокие наблюдения и размышления о современном состоянии науки и перспективах ее дальнейшего развития, о природе научного творчества вообще и в области гуманитарных наук - в особенности. Приведем несколько положений из этого выступления.
1. О наградах и почестях. Поблагодарив в начале своего выступления за столь великую честь, которой он был удостоен, автор отметил: «Эта награда вызывает у меня не одни только приятные чувства, но и большое смущение.
В моей жизни получилось так, что моя самая прочная и долговременная дружеская компания сложилась в школе, - и с тех пор те, кто еще жив, дружески встречаются несколько раз в год вот уже больше полувека. И вот теперь мне ясно, насколько едины мы были в своем внутреннем убеждении (настолько для нас очевидном, что мы сами его не формулировали и не обсуждали), что высокие чины и почести - это нечто несовместимое с нашими юношескими идеалами, нашим самоуважением и уважением друг к другу.
Разумеется, эпоха была виновата в том, что у нас сложилось ясное сознание: вознесенные к официальной славе - все или почти -получили ее кривыми путями и не по заслугам. Мы понимали так: если лауреат Сталинской премии, то почти наверное угодливая бездарность; если академик, то нужны какие-то совершенно исключительные свидетельства, чтобы поверить, что не дутая величина и не проходимец. В нас это сидело крепко и, в сущности, сидит до сих пор. Поэтому никакие звания и почести не могут нам приносить того беспримесного счастья, о котором щебечут в таких случаях нынешние средства массовой информации. Если нам их все-таки по каким-то причинам дают, нам их носить неловко.
"Устарело! - говорят нам. - Теперь уже все по-другому, теперь есть возможность награждать достойных". Хотелось бы верить. И есть уже, конечно, немало случаев, когда это несомненно так. Но чтобы уже отжил и исчез сам фундаментальный принцип, свидетельств как-то еще маловато» (с. 204-205).
2. О патриотизме (в связи с книгой автора, посвященной «Слову о полку Игореве»)1: «Мне иногда говорят про нее, что это патриотическое сочинение. В устах одних это похвала, в устах других - насмешка. И те и другие нередко меня называют сторонником (или даже защитником) подлинности «Слова о полку Игореве».
Я это решительно отрицаю. Полагаю, что во мне есть некоторый патриотизм, но, скорее всего, такого рода, который тем, кто особенно много говорит о патриотизме, не очень понравился бы.
Мой опыт привел меня к убеждению, что если книга по такому «горячему» вопросу, как происхождение «Слова о полку Иго-реве», пишется из патриотических побуждений, то ее выводы на настоящих весах уже по одной этой причине весят меньше, чем хотелось бы.
Ведь у нас не математика - все аргументы не абсолютные. Так что если у исследователя имеется сильный глубинный стимул «тянуть» в определенную сторону, то специфика дела, увы, легко позволяет эту тягу реализовать - а именно, позволяет находить все новые и новые аргументы в нужную пользу, незаметно для себя самого раздувать значимость аргументов своей стороны и минимизировать значимость противоположных аргументов.
В деле о «Слове о полку Игореве», к сожалению, львиная доля аргументации пронизана именно такими стремлениями - тем, у кого на знамени патриотизм, нужно, чтобы произведение было подлинным; тем, кто убежден в безусловной и всегдашней российской отсталости, нужно, чтобы было поддельным. И то, что получается разговор глухих, в значительной мере определяется именно этим.
Скажу то, чему мои оппоненты (равно как и часть соглашающихся), скорее всего, не поверят. Но это все же не основание для того, чтобы этого вообще не говорить.
Действительным мотивом, побудившим меня ввязаться в это трудное и запутанное дело, был отнюдь не патриотизм. У меня нет чувства, что я был бы как-то особенно доволен от того, что «Слово о полку Игореве» написано в XII веке, или огорчен от того, что в XVIII. Если я и был чем-то недоволен и огорчен, то совсем другим -
1 Зализняк А. А. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. - М., 2004. -
351 с.
ощущением слабости и второсортности нашей лингвистической науки, если она за столько времени не может поставить обоснованный диагноз лежащему перед нами тексту.
У лингвистов, казалось мне, имеются гораздо большие возможности, чем у других гуманитариев, опираться на объективные факты - на строго измеренные и расклассифицированные характеристики текста. Неужели текст не имеет совсем никаких объективных свойств, которые позволили бы отличить древность от ее имитации?
Попытка раскопать истину из-под груды противоречивых суждений в вопросе о «Слове о полку Игореве» была также в значительной мере связана с более общими размышлениями о соотношении истины и предположений в гуманитарных науках - размышлениями, порожденными моим участием в критическом обсуждении так называемой «новой хронологии» Фоменко, провозглашающей поддельность едва ли не большинства источников, на которые опирается наше знание всемирной истории» (с. 206-207).
3. Об отношении к знанию, к истине и к предположениям в гуманитарных науках. Автор отмечает, что в условиях, когда еще не так давно висевшие повсюду лозунги «Слава КПСС» и «Победа коммунизма неизбежна» сменились одним - «Все можно купить!», в стране происходит великое моральное брожение. «Столь прицельного залпа по традиционным для России моральным ценностям я не встречал даже в самых циничных рекламах. Вот Сцилла и Харибда, между которыми приходится искать себе моральную дорогу нынешнему российскому человеку. Моральных, этических и интеллектуальных проблем здесь целый клубок.
По характеру моих занятий мне из них ближе всего тот аспект - пусть не самый драматичный, но все же весьма существенный, - который касается отношения к знанию. Вместе с яростно внушаемой нынешней рекламой агрессивно-гедонистической идеей «Возьми от жизни все!» у множества людей, прежде всего молодежи, произошел также и заметный сдвиг в отношении к знанию и к истине.
Не хочу, однако, обобщать поспешно и чрезмерно. Всю жизнь, начиная с 25-летнего возраста (с одним не очень большим перерывом), я в той или иной мере имел дело со студентами. И это общение всегда было окрашено большим удовлетворением. На-
блюдая сейчас за работой тех довольно многочисленных лингвистов, которых я в разное время видел перед собой на студенческой скамье, я чувствую, что их отношение к науке и способ действия в науке мне нравятся. И студенты, с которыми я имею дело теперь, по моему ощущению, относятся к своему делу с ничуть не меньшей отдачей и энтузиазмом, чем прежние.
Но за пределами этой близкой мне сферы я, к сожалению, ощущаю распространение взглядов и реакций, которые означают снижение в общественном сознании ценности науки вообще и гуманитарных наук в особенности.
Разумеется, в отношении гуманитарных наук губительную роль играла установка советской власти на прямую постановку этих наук на службу политической пропаганде. Результат: неверие и насмешка над официальными философами, официальными историками, официальными литературоведами. Теперь убедить общество, что в этих науках бывают выводы, не продиктованные властями предержащими или не подлаженные под их интересы, действительно очень трудно.
И напротив, все время появляющиеся то тут, то там сенсационные заявления о том, что полностью ниспровергнуто то или иное считавшееся общепризнанным утверждение некоторой гуманитарной науки, чаще всего истории, подхватываются очень охотно, с большой готовностью. Психологической основой здесь служит мстительное удовлетворение в отношении всех лжецов и конъюнктурщиков, которые так долго навязывали нам свои заказные теории. И надо ли говорить, сколь мало в этой ситуации люди склонны проверять эти сенсации логикой и здравым смыслом.
4. Говоря об отношении к научной истине, автор выступает «в защиту двух простейших идей, которые прежде считались очевидными и даже просто банальными, а теперь звучат очень немодно:
1) Истина существует, и целью науки является ее поиск.
2) В любом обсуждаемом вопросе профессионал (если он действительно профессионал, а не просто носитель казенных титулов) в нормальном случае более прав, чем дилетант.
Им противостоят положения, ныне гораздо более модные:
1) Истины не существует, существует лишь множество мнений (или, говоря языком постмодернизма, множество текстов).
2) По любому вопросу ничье мнение не весит больше, чем мнение кого-то иного. Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин неправ, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке.
Это поветрие - уже не чисто российское, оно ощущается и во всем западном мире. Но в России оно заметно усилено ситуацией постсоветского идеологического вакуума. Источники этих ныне модных положений ясны: действительно, существуют аспекты мироустройства, где истина скрыта и, быть может, недостижима; действительно, бывают случаи, когда непрофессионал оказывается прав, а все профессионалы заблуждаются.
Капитальный сдвиг состоит в том, что эти ситуации воспринимаются не как редкие и исключительные, каковы они в действительности, а как всеобщие и обычные.
И огромной силы стимулом к их принятию и уверованию в них служит их психологическая выгодность. Если все мнения равноправны, то я могу сесть и немедленно отправить и мое мнение в Интернет, не затрудняя себя многолетним учением и трудоемким знакомством с тем, что уже знают по данному поводу те, кто посвятил этому долгие годы исследования.
Психологическая выгодность здесь не только для пишущего, но в не меньшей степени для значительной части читающих: сенсационное опровержение того, что еще вчера считалось общепринятой истиной, освобождает их от ощущения собственной недостаточной образованности, в один ход ставит их выше тех, кто корпел над изучением соответствующей традиционной премудрости, которая, как они теперь узнали, ничего не стоит. От признания того, что не существует истины в некоем глубоком философском вопросе, совершается переход к тому, что не существует истины ни в чем, скажем, в том, что в 1914 г. началась Первая мировая война. И вот мы уже читаем, например, что никогда не было Ивана Грозного или что Батый - это Иван Калита. И что много страшнее, прискорбно большое количество людей принимает подобные новости охотно.
А нынешние средства массовой информации, увы, оказываются первыми союзниками в распространении подобной дилетантской чепухи, потому что они говорят и пишут в первую очередь то, что должно производить впечатление на массового зрителя и слу-
шателя и импонировать ему, - следовательно, самое броское и сенсационное, а отнюдь не самое серьезное и надежное.
Я не испытываю особого оптимизма относительно того, что вектор этого движения каким-то образом переменится и положение само собой исправится. По-видимому, те, кто осознает ценность истины и разлагающую силу дилетантства и шарлатанства и пытается этой силе сопротивляться, будут и дальше оказываться в трудном положении плывущих против течения. Но надежда на то, что всегда будут находиться и те, кто все-таки будет это делать» (с. 209-212).
Третий блок включает разделы «Об авторе» и «Опубликованные работы А.А. Зализняка». В первом разделе рассказано о научном пути автора, начиная со школьных лет и первой публикации, до самых последних изысканий в области древнерусских энк-литик, построенных на материале берестяных грамот и летописей.
Во втором разделе перечислены все работы автора, вышедшие из печати за полвека - с 1958 до 2008 г. включительно. Этот список занимает в книге около 30 страниц убористого текста.
А.М. Кузнецов
2011.01.003. ТЕКСТ И ЕГО ПОНИМАНИЕ: Теоретико-экспериментальное исследование в русле интегративного подхода / Пешкова Н.П., Авакян А.А., Кирсанова И.В., Рыбка И.Н. - Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. - 268 с. - Библиогр.: с. 248-264.
Монография посвящена исследованию проблем текста и его понимания в русле одной из современных научных парадигм, основы которой были заложены в трудах отечественного специалиста по теоретической и прикладной лингвистике проф. А.И. Новикова, создавшего новое направление изучения семантики текста. Коллектив авторов, представляющий собой уфимскую ветвь Новиковской школы, видит свою цель в дальнейшем развитии принципов психолингвистики текста и той концепции, в соответствии с которой именно смысл фокусирует в себе все остальные проблемы, связанные с изучением основных закономерностей устройства текста и его функционирования.
В работе рассматриваются теоретические вопросы семантики различных типов текста, общие и частные аспекты восприятия и порождения, экспериментальным путем изучаются механизмы
