CC BY
35
2008.02.020-023. СТАНОВЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И АЗЕРБАЙДЖАНЕ. (Сводный реферат).
2008.02.020. AKCALI P. Nation-state building in Central Asia: A lost case? // Central Eurasia in global politics / Ed. by Amineh M.P., Hou-welling H. - Leiden; Boston, 2004. - P. 95-115;
2008.02.021. AKINER Sh. Political processes in post-Soviet Central Asia // Ibid. - P. 117-144;
2008.02.022. KASER M. The economic and social impact of systemic transition in Central Asia and Azerbaijan // Ibid. - P. 145-159.
2008.02.023. ERGUN A. International challenges and domestic preferences in the post-Soviet political transition of Azerbaijan // Ibid. -P.321-343.
Пинар Акчалы (Средневосточный технический университет, Анкара) (020) подчеркивает, что все пять республик Центральной Азии (ЦА) получили независимость неожиданно, к ней не были подготовлены ни правящие круги, ни народные массы. Начались дебаты: какую модель развития стоит выбрать - турецкую, иранскую, китайскую, российскую? Встала проблема демаркации границ, возникли взаимные территориальные претензии, а также притязания соседних России и Китая. Возросла угроза провоза оружия и наркотиков через границу с Афганистаном, хотя и охраняемую пока российскими войсками (уход России принес бы катастрофические последствия для хрупкой стабильности всего региона). Наконец, как строить отношения с региональными соседями, прежде всего с Россией и Китаем, как реагировать на проникновение США? Все эти проблемы вызывают серьезные сомнения: в какой степени государства ЦА смогут обеспечить свою независимость?
Однако центральноазиатские страны предприняли серьезные усилия утвердиться на международной арене; присоединились к Мировому банку, МВФ, ШОС. В СНГ они состоят в разных блоках: в промосковский блок вошли Казахстан, Киргизия, Таджикистан вместе с Белорусией и Арменией, второй, более близкий к США и НАТО, включает Грузию, Украину, Узбекистан, Азербайджан и Молдавию. «Так, главные страны Центральной Азии, Казахстан и Узбекистан, принадлежат к разным альянсам» (020, с. 99). Туркмения провозгласила вечный нейтралитет.
Помимо стремления стать международнопризнанными государствами правительства начали внутренние преобразования -прежде всего «десоветизацию» путем изобретения новых «национальных» символов и институтов. Знаменательно, что последний процесс начался еще в советский период («национальное размежевание» 1924-1936 гг.), когда были сформированы пять централь-ноазиатских республик и обозначены их границы. В годы перестройки власти почувствовали необходимость создания своей собственной «национальной идентичности»: «Новые строители государства сфокусировались на трех проблемах: 1) история; 2) новый алфавит и новая лингвистическая политика; 3) национальная слава и гордость» (020, с. 101).
Соответственно, историю начали переписывать, отвергая советскую идеологическую интерпретацию прошлого, в том числе в ином ключе заговорили о Тамерлане, Чингисхане, джадидах, бывших «врагах народа». Проблема нового алфавита включала дискуссию о возможности принять вместо кириллицы латинский или арабский алфавит во имя уменьшения влияния русского языка. Латинский в 1993 г. ввели Туркмения и Узбекистан, тогда как Казахстан и Киргизия с их значительными русскими меньшинствами и наиболее русифицированные отложили вопрос, а Таджикистану, разоренному гражданской войной, было просто не до этого. Все республики объявили государственным язык титульной нации, массово переименовывались русские названия городов, улиц, площадей и т.д. Казахстан и Киргизия признали официальный статус русского языка как «языка межнационального общения». Наконец, центральноазиатские лидеры прилагали огромные усилия для создания атмосферы национальной славы и гордости. С этой целью на новых государственных флагах появились национальные символы и орнаменты, множество праздников (помимо неизбежного Дня независимости) и фестивалей (особенно их много в Туркмении).
Помимо национального началось и государственное строительство. Оба этих процесса идут рука об руку: «Осуществляется попытка построить независимое государство, которое получает свою легитимность и поддержку от нации» (020, с. 103). С этой целью приняты новые конституции (1992-1994 гг.) с преамбулами о защите национальных интересов соответствующих титульных народов. Конституции - базис для формирования новых законода-
тельных, исполнительных и судебных структур, причем повсеместно главная политическая фигура - президент, а законодательные органы де-факто не имеют власти отклонять его решения.
Акчалы называет три фактора, мешающие формированию государства: 1) религиозный фундаментализм; 2) местную или племенную идентичность; 3) группы меньшинств.
Первый фактор основан на огромной роли ислама в регионе. В период независимости он был признан интегральной частью культурного наследия, но не руководящим принципом политической жизни. При этом следует учитывать, что оседлое население -узбеки, таджики - всегда было более религиозно, чем кочевники -казахи, киргизы, туркмены. Соответственно, в Таджикистане играла огромную роль Партия исламского возрождения (ПИВ), в Узбекистане возросла активность ваххабитов, повсеместно влиятельна радикальная исламистская организация «Хизб ут-Тахрир». Но самая мощная радикальная группа - Исламское движение Узбекистана (ИДУ), связанное с «Аль-Каидой», взявшее на себя ответственность за покушение на И. Каримова в 1999 г.
Пока все радикальные фундаменталистские группы ЦА маргинальны, но они могут стать «прямой угрозой строительству национального государства» вследствие нерешенности экономических проблем и репрессий против оппозиции (020, с. 106).
Вторая угроза - местная или племенная идентичность. Клановые связи использовались для обеспечения лояльности правящим группам. Эти связи, регионализм сыграли заметную роль в гражданской войне в Таджикистане. В Узбекистане самаркандцы пришли к власти в 1959 г. при Ш. Рашидове и способствовали в 1989 г. избранию первым секретарем КПУзб. И. Каримова. В Туркмении на высшие посты обязательно попадали представители племени текке из Ашхабада. В Киргизии велик разрыв между севером и югом. В Казахстане сохраняется различие между тремя жузами, выдвигающими на государственные посты «своих».
Третий фактор - существование многочисленных меньшинств. Поэтому центральноазиатские лидеры понимают значение этнического единства и гармоничности взаимоотношений между этносами. Показательна ситуация в Казахстане, где только 46% населения составляют казахи, 35 - русские, 5 - украинцы, 3% - татары (020, с. 110). Вследствие подобной полиэтничности общества
президент Н. Назарбаев неоднократно подчеркивал жизненную необходимость этнической гармонии для политического, экономического и социального развития страны как независимого государства. Особенно важны отношения между казахами и русскими, что и повлекло предоставление официального статуса русскому языку как языку межэтнического общения.
Сходная ситуация в Киргизии, где 53% киргизов, 18% русских и 13% узбеков (там же) и такой же статус у русского языка.
В Узбекистане 80% узбеков, более 5 - русских, около 10 -таджиков и 2,5% - каракалпаков; согласно Конституции «народ Узбекистана - граждане Республики Узбекистан независимо от их национальности» (020, с. 111). Тем не менее узбекский - не только официальный язык, он господствует во всех сферах жизни страны.
До сих пор межэтнические отношения в ЦА оставались стабильными одновременно с несомненно происходящей «индигени-зацией», благодаря которой меньшинства «недопредставлены» в исполнительных и законодательных органах. Особенно дискриминированными ощущают себя русские, лишившиеся привилегий советского времени.
В конце Акчалы вновь подчеркивает, что процессу государственного строительства может помешать нерешенность проблем экономического развития, которое становится все более зависимым от экспорта углеводородов и хлопка.
Ширин Акинер (Школа восточных и африканских исследований Лондонского университета) (021) опубликовала много работ о ЦА1. В статье констатируется, что после спада эйфории по поводу неожиданно обретенной независимости выяснилось множество серьезных системных проблем, препятствующих осуществлению экономических и политических реформ (автор сосредоточивается на сложности вторых).
Прежде всего во всех республиках ЦА на политической арене доминируют президенты: «Они рассматриваются как гаранты единства, независимости и стабильности» (021, с. 120). Зародыши политических движений, возникших в последние годы советского периода, не сумели приспособиться к новой обстановке и многими
1 В том числе: Akiner Sh. Central Asia: New arc of conflict? - L., 1993: Akiner Sh. The formation of Kazakh identity. - L., 1995; Akiner Sh. Tadjikistan: Disintegration or reconciliation? - L., 2001. Описание здесь и далее по реф. источнику.
считались потенциально опасными, учитывая, что существовали и внешние, и внутренние угрозы стабильности общества. Поэтому независимость не стала стимулом к политической либерализации, первые «эксперименты плюрализма» были задушены, а главы государств все более прибегают к методам автократии: президенты, подобно прежним ханам, осуществляют личный контроль за всеми сферами общественной жизни.
Поскольку при любых назначениях в госаппарате определяющим стали только покорность и преданность вышестоящему начальнику, чиновники, опасаясь смещения, стремятся использовать свое место для быстрейшего обогащения. Большинство независимых обследований помещают ныне республики ЦА среди наиболее коррумпированных стран мира (021, с. 120)1.
Нарушения прав человека, применение насилия возросли после событий 11 сентября 2001 г. (особенно в Узбекистане) из-за угрозы усиления воинственного исламизма, связанного с международным терроризмом.
Автократические режимы характерны для всей ЦА. Крайний пример монократического правления в Туркмении - С. Ниязов, провозглашенный пожизненным президентом. Не собирается покинуть свой пост И. Каримов, официально продливший в 2002 г. срок президентства до семи лет. В Казахстане и Киргизии были провозглашены демократические преобразования, но злоупотребления силой происходят в обеих республиках; хотя здесь и появилась горстка независимых лидеров, их устраняют с политической арены под предлогом криминальных деяний, отправляя в тюрьму или вынуждая к эмиграции; в то же время цензура здесь менее свирепа, чем в Туркмении и Узбекистане. В Таджикистане после окончания гражданской войны сумел укрепить свою власть и продлить срок полномочий до семи лет президент И. Рахмонов.
Наряду с президентской властью новые государства должны были закрепить в конституциях создание парламентских структур, разделение исполнительных, законодательных и судебных органов. Соответствующие институционные изменения декларированы, причем первой приняла новую конституцию Туркмения в мае
1 Согласно Transparency international corruption perceptions index, 2002 Казахстан занял 88-е место из 102 обследованных стран, поблизости от Камеруна, Нигерии, Бангладеш.
1992 г., в декабре - Узбекистан. Более решительные изменения формально произошли в первой. В Казахстане и Киргизии конституционные реформы осуществлялись в несколько этапов (19932003 гг.), на каждом из которых вносились поправки в новую конституцию. В Таджикистане постсоветская конституция была принята из-за гражданской войны только в ноябре 1994 г., поправки в нее - в 1999 г. Видимость демократического участия народа создавалась в ЦА всенародными референдумами, одобрявшими поправки (в том числе, продление сроков действующим президентам). Выборы проводились регулярно, однако население относилось к ним без особого энтузиазма, считая не без основания предрешенным их результат. «На президентских и парламентских выборах происходили бесчисленные нарушения избирательных законов, включая подкупы, угрозы, подбросы в урны для голосования и фальсификацию подсчетов» (021, с. 126). Наблюдатели от ОБСЕ или критиковали процедуры, или отказывались присутствовать, чтобы не легитимизировать подделку народного волеизъявления.
«Гражданское общество в Центральной Азии находится на рудиментальной стадии. Самые мощные неформальные ассоциации базируются на традиционных структурах и продвигают семейные и соседские связи» (там же). Неправительственные организации (НПО) по образцу Запада появились лишь в 90-е годы, больше всего их в Казахстане и Киргизии. Многие из них поддерживают правительственный курс, некоторые финансируются зарубежными спонсорами, истинно независимые НПО невелики, недофинансируются и неспособны осуществлять провозглашенные задачи.
Политические партии также обычно не пользуются широкой поддержкой населения, мало интересующегося политической жизнью. Их программы представляют набор общих слов. Влиятельны лишь пропрезидентские партии. Наибольший прогресс в развитии многопартийности - в Казахстане и Киргизии: в первом в 2002 г. было более 20 разнообразных организаций (партии, движения), во второй - 12, но «Киргизия единственная страна с подлинной парламентской оппозицией, хотя и слабой, и часто неэффективной» (021, с. 127). В Туркмении однопартийная система, в Узбекистане -одна господствующая партия, хотя в конце 90-х годов были зарегистрированы пять партий, в Таджикистане активна одна проправи-
тельственная партия, на выборах 2000 г. было десять организаций, но только три преодолели 5%-ный барьер (021, с. 128).
В целом после развала СССР «наряду со сложностями политического и экономического переустройства переформирование нации - ее наследия и самой идентичности - стало важным компонентом процесса консолидации независимости. Одним из проявлений этого проекта строительства нации явился отказ от символов советской эпохи» (021, с. 131). Появились новые флаги, гимны, марки, банкноты, названия улиц, городов, оживлялись досоветские институты, праздники, переписывалась история (с подчеркиванием эпизодов сопротивления царскому или советскому режиму). Русский язык заменялся государственным языком нации; к 2002 г. в Туркмении завершился полностью, а в Узбекистане частично переход на латинский шрифт.
Все это способствовало консолидации национальной идентичности, но и поощряло этнический национализм титульных народов, что, в свою очередь, повлекло исход национальных меньшинств - в значительной степени высококлассных профессионалов. Попытки остановить утечку специалистов не принесли успеха.
Как создать новую «национальную идеологию» взамен дискредитированного марксизма-ленинизма? Одной из ее основных опор стал ислам. «Политическая элита сделала ислам альтернативным источником национальной легитимизации» (021, с. 132-133). Это было особенно заметным в Узбекистане и Киргизии, где президенты клялись на Коране и Конституции, хотя во всех пяти цен-тральноазиатских конституциях провозглашено разделение церкви и государства. В 90-е годы повсеместно открывались тысячи мечетей и сотни медресе (в 1987 г. в Киргизии работали 34 мечети, в 1994 г. - 1000, в Узбекистане, соответственно, 87 и 3000, сходный рост в других республиках) (021, с. 133). В то же время отношение к исламу двойственное: ислам признается интегральной частью национальной культуры и благодетельным для развития государства; с другой стороны, велик страх перед «воинственным исламом», особенно у руководства Узбекистана.
Опасения относительно «исламистской воинственности» не лишены оснований, как выяснилось во время гражданской войны в Таджикистане, вооруженных столкновений в Узбекистане. Центром активности исламистов была Ферганская долина. Главные
исламистские группы ЦА - «Хизб ут-Тахрир» и ИДУ; трудно угадать, связаны ли они между собой и их примерную численность. Правительства центральноазиатских республик считают эти организации угрозой региональной безопасности и прибегают в борьбе с ними к массовым репрессиям, нередко нарушая права человека. Поэтому наиболее явные проявления исламистской активности удалось приглушить, но нет ясности в том, какой будет результат в длительной перспективе.
Центральноазиатские государства стали утверждаться в мировом сообществе с 1992 г. - после принятия 2 марта в ООН они присоединились к ряду фондов, специализированных организаций и программ (ЮНЕСКО, ВОЗ, Мировой банк и т.д.). «Возрождение древнего "Шелкового пути" означало реинтеграцию Центральной Азии в глобальную экономику» (021, с. 136). Вопреки многим предсказаниям ЦА не избрала путь исламистского Ирана, после завышенных ожиданий принятия в качестве образца развития «турецкой модели» разочаровалась в возможностях Турции оказать действенную экономическую помощь, не возникли и «пантюркист-ские особые отношения». События 11 сентября 2001 г. повлекли проникновение в регион США. Одновременно успешно развивается ШОС.
Региональное партнерство налаживалось с большими трудностями, хотя созданы некоторые центральноазиатские организации; скорее продолжались двусторонние связи и сотрудничество с Россией. Пока жизнеспособность региональных связей требует дальнейшего подтверждения.
Таким образом, прогнозы для государств ЦА сегодня менее определенны, чем 10 лет назад, хотя более явственны перспективы предупреждения хронической нестабильности и гражданских беспорядков. Озабоченность вызывают четыре проблемы: во-первых, «необходимость защищать гражданские свободы, одновременно борясь с весьма реальными угрозами терроризма и организованной преступности», причем баланс между свободой и безопасностью достигнуть нелегко; во-вторых, пока президенты не думают оставить свои посты, но вопрос о преемственности власти когда-то неизбежно возникнет, и вряд ли он будет решен путем «открытых и честных выборов», скорее начнется борьба между влиятельными группами в бизнесе и силах безопасности; в-третьих, ухудшаются
отношения между отдельными государствами ЦА, попытки создать региональные институты находятся в зачатке, а конфликты усиливаются, в частности, растут подозрения в гегемонистских устремлениях Узбекистана; в-четвертых, после сентября 2001 г. обострилось соперничество в регионе между Китаем, Россией и США, а «каждое из центральноазиатских государств стремится выбрать свой путь развития отношений с одной или несколькими великими державами», что обостряет возможности вооруженной конфронтации, а также скрытых манипуляций и интриг внутренних соперничающих кланов (021, с. 141—142).
Соответственно, нынешняя ситуация во всех государствах ЦА более непрочна, чем в 1991 г.
М. Кайзер (Бирмингемский университет, Великобритания) (022) в отличие от Ш. Акинер рассматривает в первую очередь экономические проблемы, называет общей чертой пяти государств ЦА и Азербайджана трудоизбыточность населения. Его необходимо обеспечить работой, чтобы избежать социальных волнений. Так, в 1989 г. удельный вес возрастной группы 10-14 лет составлял 357% по сравнению с 50-54-летними в Туркмении, 347 - в Узбекистане, 274 - в Киргизии, 192 - в Казахстане, 191 - в Азербайджане, тогда как в России - 110% (022, с. 146)1. Более того, производительность труда в ЦА в 70-90-е годы была ниже, чем в других республиках СССР. Сочетание демографического давления и низкой производительности труда, специализация на производстве сырья (нефть, газ, хлопок) длились и в годы включения в Российскую империю, и при советской власти.
Став самостоятельными государствами, шесть республик сохранили торговую зависимость от других частей бывшего СССР и разделили с ними общий упадок экономики 90-х годов. Отсюда и поиск новых партнеров для экспорта за пределами СНГ: например, в 1995-2001 гг. такой экспорт вырос в Азербайджане с 55 до 90%, в Казахстане - с 45 до 70, в Киргизии - с 34 до 64, в Туркмении - с 51 до 71, в Узбекистане - с 61 до 75%, тогда как в Таджикистане остался неизменным (022, с. 148)1. Направление импортных пото-
1 Economics in a changing world / Ed. by Aganbegyan A., Bogomolov O., Kaser M. - L., 1994. - Vol. 1. - P. 55.
1 CIS statistical abstract, 2001. - Moscow, 2002. - P. 68-69.
ков изменилось в меньшей степени. Широкое распространение получила «челночная» торговля. Наибольший приток иностранных инвестиций в годы независимости отмечен в Казахстане - 11 млрд. долл. (741 долл. на душу населения), в Азербайджане - 4,1 млрд. (501 долл.), Туркмении - 1 млрд. (189 долл.) (022, с. 149).
UNDP's Human development index (HDI), объединяющий 1) индикаторы человеческого развития (ожидаемая продолжительность жизни, грамотность взрослых, образование) и 2) экономические условия, для ЦА показывает значительные достижения, накопленные в советский период по первой группе и значительно меньшие по второй. Расхождение между двумя группами показателей можно проиллюстрировать сравнением Казахстана с другим крупным нефтепроизводителем - Саудовской Аравией: в 2000 г. по HDI они были равны, а величина ВВП на душу населения в Казахстане оказалась в два раза меньше, причем этот показатель одновременно уменьшился по сравнению с 1989 г., тогда как в Саудовской Аравии, напротив, почти удвоился после 1980 г. (022, с. 150). Казахстан превосходит по совокупности социально-экономического развития уровень «medium human development», на котором стоят остальные пять стран, рассматриваемых автором.
Напротив, по показателю «эффективности управления» (коррупция и т.п.), составляемому Economist intelligence unit, Казахстан причислен к худшим странам наряду с Гондурасом и Нигерией. Правда, индекс коррупции, публикуемый ЕБРР, оценивает Казахстан не столь плохо - пятый снизу из 27 стран с переходной экономикой, а другое обследование называет 5% доходов предприятий, идущих на взятки, тогда как в Узбекистане и Украине - 6% (022, с. 150-151) По подсчетам Ф. Шнайдера, удельный вес трудоспособного населения, занятого в «теневой экономике», «в 20002001 гг. достигал 51% в Азербайджане, 33 - в Казахстане и Узбекистане, 29% - в Киргизии» (022, с. 151)1. Соответственно государства недополучают налоги и снижают долю расходов в бюджете на образование, здравоохранение и оборону.
Поскольку в ЦА и Азербайджане в первое десятилетие независимости эксплуатировались природные ресурсы, а обрабаты-
1 Schneider F. The size and development of shadow economics of 22 transition and 21 OECD countries // IZA discussion papers. - Bonn, 2002.
вающая промышленность пришла в упадок, резко снизилась занятость трудоспособного населения: в 2001 г. в Азербайджане она составляла 52% от уровня 1989 г., в Казахстане - 51, в Таджикистане - 48, в Киргизии - 43% (022, с. 153)2. Официальные цифры безработицы очень малы. В первой половине 90-х годов резко возросла эмиграция из ЦА славянского населения (до 1,5 млн. человек), уехали 245 тыс. немцев (022, с. 154). Однако оставленных ими рабочих мест не хватит для быстро растущего населения трудоспособного возраста во всех шести странах.
Что делается для смягчения ситуации в будущем? Азербайджан и Казахстан создали национальные фонды, в которые поступает часть нефтяных и газовых доходов, но МВФ считает, что их недостаточно для покрытия убытков от сокращения природных ресурсов и увеличения потребностей Пенсионного фонда. Кроме того, возрастают опасности вследствие загрязнения природной среды: в трех странах его вызывает нефтедобыча, в Казахстане добавляется радиоактивность Семипалатинского полигона еще с первых ядерных испытаний советских времен, в Туркмении - отравление Аральского моря химическими удобрениями, наконец, Каспийское море потеряло свое биоразнообразие из-за попадания нефти.
Для достижения макроэкономической стабильности прежде всего необходима диверсификация производства. Положительный эффект оказало снижение инфляции: в 2001 г. Азербайджан - 1,5%, Казахстан - 8,4, Киргизия - 7, Туркмения - 11,6, Узбекистан - 26,2 и самый высокий показатель в Таджикистане - 38,7% (022, с. 156). Внешний долг имеют все рассматриваемые государства (в 2001 г. от 25% ВВП в Азербайджане до 114% в Киргизии), однако МВФ и другие доноры принимают меры по реструктуризации долгов в самых уязвимых странах - Киргизии и Таджикистане. Всем предстоит еще большая работа по созданию и совершенствованию экономических институтов рыночной экономики: «Конечно, ее невозможно проделать в короткий срок, а при авторитарных режимах, в разной степени существующих во всех странах, это может быть и не в интересах правящих элит» (022, с. 157). Казахстан и Киргизия, по оценке ЕБРР, продвинулись дальше других на этом пути.
2 UNECE. Economic survey of Europe. - Geneva; N.Y., 2002. - N 1. - P. 233235.
Несовершенство действий местной и центральной администрации частично объясняется медленным освобождением от советского наследия, частично - получением правительствами ренты от продажи сырьевых ресурсов. Ее распределение только во благо элиты и в ущерб большинству населения (из-за уменьшения социальных расходов) углубило различия в уровне доходов в годы независимости. «Неравенство и бедность - сильные индикаторы возможных перемен. Политическое развитие определит, станет ли богатый нефтяной и газовый потенциал региона двигателем промышленности или просто уйдет на взятки» (022, с. 158).
Айча Эргун (Средневосточный технический университет, Анкара) (023) стремится проследить взаимодействие внешних и внутренних факторов на политическое развитие Азербайджана в годы независимости. Этот процесс означает «тройной переход» (023, с. 323)1: 1) создание институтов государства в новых границах; 2) создание рыночной экономики; 3) создание демократического общества. Соответственно возникают и новые отношения в рамках государства, нации и общества.
Насколько влияют внешние факторы на «тройной переход» в Азербайджане? Ни одно из соседних государств, за исключением Турции, не поощряет демократические реформы, хотя и способствует в определенной степени созданию гражданского общества, что, в свою очередь, ведет к пониманию недемократичности политики правительства. Таким образом, существуют, по словам Эргун, три международных аспекта процесса демократизации в Азербайджане: 1) нефть и газ привлекают иностранные инвестиции, и «стабильность, гарантированная авторитарными или полуавторитарными лидерами Азербайджана и Центральной Азии, воспринимается как гарантия экономических интересов Запада» (023, с. 325); 2) поскольку международные правительственные и неправительственные организации (ПО и НПО) проявляют особый интерес к демократизации бывших советских республик, последние приглашают представителей ПО и НПО присутствовать на выборах, открывать свои филиалы во имя создания «демократического имиджа страны»; 3) международные НПО помогают строительству гражданского общества, в частности финансируют местные НПО.
1 ОГГе С. УагШе8 о£ 1ташШоп. - Cambridge, 1996.
Перемены начались в Азербайджане еще в СССР - в период гласности и перестройки ситуация обострилась из-за нагорно-карабахского конфликта, возникло Движение народного фронта (ДНФ). В 1991 г. к власти пришел его лидер Э. Элчибей, 11 месяцев президентства которого несли «новые перспективы демократизации, новые определения национальной идентичности наряду с попытками реконструкции независимого государства» (023, с. 327). Однако у нового правительства не оказалось прочной основы для консолидации своей власти. Ему противостояла мощная старая номенклатура. Пришлось «пригласить» Г. Алиева - главу Нахичеван-ской автономной области, первого секретаря компартии Азербайджана в 1969-1982 гг. «Приход к власти Алиева в 1993 г. знаменовал победу старого наследия» (023, с. 328).
Режим Алиева принес антидемократическую практику на выборах, подавление оппозиции, взяточничество, хотя это не привело к реставрации «авторитаризма советского типа». Азербайджан можно назвать «примером "неудавшейся демократизации", в процессе которой идет борьба между непрерывностью и переменами. Правительство Алиева символизирует непрерывность, оппозиция, и прежде всего местные НПО, - перемены» (023, с. 329-330).
На политическое переустройство республики серьезно влияют взаимоотношения с внешним миром: Запад, Турция важны для экономического роста и развития, Россия воспринимается как основной покровитель и союзник Армении, с которой была тяжелая война из-за Нагорного Карабаха, принесшая «несправедливо» оккупированные армянами 20% азербайджанской территории, примерно 1 млн. беженцев и перемещенных лиц.
Азербайджанцы считают, что государственное строительство не будет завершено, пока не достигнута территориальная целостность республики. Поэтому при Эльчибее Азербайджан отказался от членства в СНГ. Оно было восстановлено при Алиеве, который не хотел осложнять взаимоотношения с Россией. Тесные связи с Турцией сохранялись при обоих президентах (поддержка в Карабахском конфликте, нефтепровод Баку - Тбилиси - Джейхан). Сложнее ситуация с Ираном (помощь Армении в том же конфликте, проблема Иранского Азербайджана, противоречия по статусу Каспийского бассейна). В целом, по убеждению Эргун, внешнеполитические факторы меньше влияют на процесс демократизации в
Азербайджане, чем внутренние: «Во взаимоотношениях международных элементов, правительства и местных организаций первые слишком слабы, чтобы преодолеть сопротивление правительства» (023, с. 340).
С.И. Кузнецова
