CC BY
58
ИСТОРИЯ РОССИИ И СССР
2003.01.007. ВО Д.К. МЫ НИКОГДА НЕ БЫЛИ ЛЮДЬМИ НОВОГО ВРЕМЕНИ: ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ РОССИИ ЭПОХИ ПЕТРА ВЕЛИКОГО.
WAUGH D.C. We have never been modern: Approaches to the study of Russia in the Age of Peter the Great // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. -Stuttgart, 2001. - Bd 49, H.3. - S.321-345.
В статье видного специалиста по истории и культуре петровской эпохи Дэниела Кларка Во (Сиэтл) критически рассматриваются принятые в западной историографии подходы к изучению истории России XVII-XVIII вв. и предлагается новый взгляд, основанный на исследованиях последних лет.
Принято считать, пишет автор, что время теории модернизации давно прошло, однако удивительно, насколько живучими оказались связанные с ней идеи, прежде всего представление о линейном характере эволюционного развития обществ и неизбежности «прогресса», который понимается как достижение определенного эталонного образца (в качестве эталона обычно выступают США). Достаточно вспомнить распространившиеся после окончания «холодной войны» и триумфа либеральной демократии рассуждения о «конце истории» (с.323-324). Надо сказать, добавляет автор, что даже в эпоху своего расцвета в 195060-е годы теория модернизации не удовлетворяла многих. Ее серьезно критиковали за отсутствие историчности, за излишнюю идеологичность, за претензию на знание того, что «хорошо» и что «плохо» для человечества. Специалисты в области социальных наук, видя невозможность применения теории модернизации к изучению целого ряда обществ и стран, пытались найти иные, неевропейские «модели» развития и указывали, что так называемые «традиционные» общества отнюдь не являются статичными, а напротив, претерпевают постоянные и постепенные изменения.
К сожалению, по словам автора, так и не было выработано какой-либо новой всеобъемлющей концепции, которая заменила бы теорию модернизации при изучении таких проблем, как индустриализация и дальнейшее развитие индустриальных обществ. Историкам приходится работать в рамках представлений о процессе перехода от традиционного общества к современному, которые так или иначе связаны с теорией модернизации (с.324).
При изучении истории России теория модернизации имела особенно большой вес, тем более когда дело касалось эпохи Петра I. Историки издавна сосредоточивали свое внимание на тех колоссальных изменениях, которые произошли в стране благодаря петровским реформам, обозначившим разрыв с «традиционным» прошлым и начало процесса «европеизации» или «вестернизации» России. Эти реформы в эпоху расцвета теории модернизации интерпретировались как инициированная «сверху» попытка «догнать» соседние европейские страны с тем, чтобы сделать Россию «современным» государством. Однако к настоящему времени даже те, кто продолжает придерживаться этой теории, сходятся во мнении, что как аналитический инструмент модернизационная модель имеет ограниченное применение для изучения истории России. Исследования последних лет продемонстрировали черты преемственности в историческом процессе допетровской и послепетровской эпох и показали, что радикальные реформы Петра имели достаточно ограниченное воздействие на общество. Они стремятся избегать «биполярного» взгляда на историю России раннего Нового времени, подчеркивающего различия между «традиционным» и «современным» и тот культурный «разрыв», который якобы произошел в стране в связи с петровскими реформами (с.323, 325).
Тем не менее, указывает Д.К.Во, во многих современных работах все еще сохраняется тенденция изучать историю России петровского времени в рамках этого «биполярного» подхода. Историки отдают предпочтение изучению «современного» центра в противопоставлении его «отсталой» провинции, «западной» культуры элиты, противопоставляя ее «традиционной» массе населения, и наконец, истории процесса секуляризации, игнорируя религиозные верования и практики (с.326).
Чтобы более полно понять историю России в эпоху Петра Великого и оценить деяния царя-реформатора, автор предлагает учитывать пределы понятия «модернити». В качестве точки отсчета в своем исследовании он использует основной тезис книги Бруно Латура «Мы никогда не были людьми Нового времени»20: «модернити» является всего лишь концепцией, изобретением человеческой мысли и никогда не существовала в актуальной реальности. Отвергая присущую этой
20 Ьа1оиг В. We Ьауе пеуег Ьееп modern / Тгапй! Ьу СаШеппе Ройег. - Cambridge,
1993.
концепции дихотомию, Бруно Латур склонен говорить о «несовременных» людях, сохраняющих все многообразие «до-современного» мышления наряду с чертами, присущими сознанию эпохи «модернити». Реальность гораздо сложнее, интереснее и значительно труднее поддается изучению, чем предполагают теоретики модернизации. Дэниел Кларк Во подхватывает основную мысль книги -уйти от биполярных моделей «модернизаторов» и сосредоточить внимание на том, что находится между «традиционным» и «современным». В данном конкретном случае - посмотреть на ту «середину», где «революционные» мысли и деяния Петра и его соратников пересекаются и самым удивительным образом сочетаются с «традиционным» в народной жизни и мышлении (с.332). Для этого необходимо, во-первых, обратить внимание на религиозную составляющую в русской истории и культуре, а во-вторых, привлечь новые источники и по-новому посмотреть на уже изученные (с.330).
В качестве примера такого исследования Д.К.Во предлагает достаточно широко известный рукописный источник, датируемый началом XVIII в., - «Анатольевский сборник», в котором содержится богатейший материал как по истории Русского Севера, так и по петровским реформам. Его автором и составителем являлся дьякон кафедрального собора и бурмистр города Вятки (тогдашнего Хлынова) Семен Попов.
Американский историк впервые обратил внимание на этот сборник в связи с изучением процесса «модернизации» «традиционной» России, поскольку имеющиеся в нем материалы (рукописные копии несохранившихся первых номеров газеты «Ведомости», декреты о введении нового календаря, о ношении европейской одежды, о создании Сената и др., военные реляции, отчет о праздновании Нового года в Москве) свидетельствовали о серьезных переменах в мировоззрении провинциальной элиты конца XVII - начала XVIII в. Однако взглянув на источник под новым углом зрения и попытавшись очертить на его основании круг интересов и духовный мир автора, Д.К.Во обнаружил, что содержание «Анатольевского сборника» не исчерпывается этим. Значительную часть материалов составляют тексты, свидетельствующие о религиозных интересах и предпочтениях автора: известное сказание о Муромском кресте («Повесть о Марфе и Марии»), сведения о местных вятских культах чудотворных икон, о восстановлении и строительстве церквей, комментарии к Евангелию и др. Широко известная «Повесть о
стране Вятской», автором которой, по мнению Д.К.Во, являлся Семен Попов, много места уделяет «чудесному» в истории края, в том числе чудесам, связанным со знаменитой иконой св. Николая Тихорецкого. На страницах «Повести» город Хлынов изображается как «форпост православной колонизации в языческой стране», «святой» город, находящийся под защитой и покровительством высших сил. Явственно формирующаяся региональная идентичность выражена здесь при помощи религиозных понятий (с.339).
Автор реконструирует круг интересов и особенности мировоззрения Семена Попова: с одной стороны, это образованный чиновник, который являлся частью «модернизирующегося» строя, с другой - истово верующий православный, клирик, «стремившийся использовать местные церковные традиции и местную историю как противовес централизаторским тенденциям церкви и государства» (с.338). Круг общения Семена Попова был достаточно широк. Помимо представителей местного образованного общества, он имел корреспондентов в столицах (по-видимому, поддерживал связь с кем-то из окружения фельдмаршала Бориса Шереметева), которые доставляли ему свежие новости, книги и газеты (с.336).
Семен Попов, пишет автор статьи, являет собой типичный для петровской эпохи пример «не-современного» человека, получившего определенное образование и так или иначе затронутого проводящимися реформами. Попов - провинциальный аналог таких представителей ближайшего окружения Петра I, как Борис Шереметев и Петр Толстой. При этом прослеживается его культурное родство с Иваном Посошковым, чье мировоззрение во многом отражало мир «Домостроя» XVI в. Это люди православной культуры, которые колебались между старым и новым, принимая новое, но и не отвергая старого (с.342).
В заключение автор очерчивает круг тем, изучение которых представляется особенно плодотворным для понимания России XVIII в. Исследование такого региона, как Вятка, может пролить свет на широкий спектр вопросов: отношения между церковью и государством, официальная церковь и старообрядцы, взаимоотношения православных и иноверцев, народные верования и их связь с региональной идентичностью. При изучении религиозных верований и практик Вятского региона можно обнаружить интересные аналогии с выводами, сделанными исследователями Франции XIX в. - страны, которая считается значительно более модернизированной, чем Россия.
Сравнительный контекст позволил бы более точно оценить так называемую «модернизацию» в России. В связи с этим представляется также полезным обратиться к работам антропологов, изучающих процесс перехода от обществ с преобладанием устной культуры к обществам письменным и в конечном итоге - к обществам, чья культура основана на рациональном знании (с.342-343).
Требуется также более глубокое исследование значения и функционирования грамотности в русском обществе и культуре, отмечает Д.К.Во. Однако огромную роль в дальнейшем изучении русской истории должно сыграть привлечение новых источников, не обязательно письменных. «Похоже, что иконография во всех своих формах - это тот пункт, где встречались культуры элиты и народа; но изучение ее требует рассматривать не только европейские элементы стиля и содержания источников», - указывает автор, вновь акцентируя внимание на сохранении в культуре Нового времени «традиционных» компонентов (с.343-344).
«Действительно, хотя Семен Попов и был провинциалом, он принадлежал к элите, был грамотным и начитанным по сравнению с большинством своих современников», - замечает Д.К.Во. «В то же время, его интересы распространялись далеко за пределы того, что мы называем «письменной культурой». И «традиционные» (читай - «религиозные»), и новые образы и символы были крайне важной частью культуры как для него, так и для большинства его неграмотных современников» (с.344).
О.В.Большакова
